Gilles se tourna vers la fenêtre en frissonnant. Quelle belle journée l'attendait, en vérité! Il emmènerait sa sœur faire les courses au village, tout à l'heure, achèterait les journaux, des cigarettes, reviendrait lire sur la terrasse avant le déjeuner, essaierait de faire la sieste ensuite sans y parvenir. Puis, il ferait un tour dans le bois, sans aucune envie, boirait un whisky avec Florent en rentrant, avant le dîner, et irait se coucher tôt, très tôt, afin que sa sœur, piaffante depuis 8 heures, puisse enfin brancher sa télévision. Il mettait, d'ailleurs, une certaine affectation dans son horreur de ce poste, il ne savait pas pourquoi. Il eut une seconde de remords: de quel droit privait-il sa sœur de ce plaisir, fût-il mortel à ses yeux? Elle n'avait pas une vie si gaie. Il se pencha vers elle:
Жиль, вздрогнув, повернулся к окну. В самом деле, какой прекрасный день его ждет! Надо будет свозить сестру в соседнюю деревню за покупками, а себе купить газеты, журналы, сигареты; вернувшись, он устроится на террасе и будет читать до обеда, а потом пойдет прогуляться по лесу, возвратившись, выпьет перед ужином с Флораном виски и рано, очень рано отправится спать, чтобы сестра, которая уже с восьми часов вечера не находит себе места, могла наконец включить телевизор. Сам не зная почему. Жиль проявлял к телевизору слишком подчеркнутое отвращение. На минуту ему стало совестно: по какому праву он лишает сестру удовольствия? Неужели посидеть у телевизора такой уж смертный грех? Ей ведь не очень-то весело живется, Он наклонился к Одилии.